У меня запищала вторая линия. Я отняла трубку от уха, посмотрела на экран — это был Максвелл.

— Папа, мне звонит начальник… я позвоню тебе ещё, попозже, — я снова говорила с ним несмело, дрожащим от волнения голосом, будто провалилась в детство, в себя маленькую, когда авторитет отца был безусловным. Но теперь я взрослая. Взрослая настолько, что держу ответ за здоровье нации, пусть и в масштабах нашего городка.

— Хорошо. Береги себя, Колокольчик.

От этого прозвища, которым они назвали меня ещё пятилеткой, мне вдруг стало так тепло на душе, что я не заметила, как выступили слёзы. Этот сложный, запутанный ком чувств, который я испытывала к родителям, вдруг подскочил к горлу, обжёг, как глоток горячего кофе. Они думали обо мне всё это время, переживали, но не смогли переступить порог общественного осуждения моего развода, оставаясь по ту сторону баррикад. Система сломала нас, подавила, прополоскала мозги и вывернула реальность под нужным власти углом. Мне было горько осознавать это, ведь я была её частью.

Я переключилась на другую линию.

— Белл, я только что узнал. Ты как?

— Ты будешь смеяться, но я на работе, — шмыгнув носом, ответила я. На моём лице вылезла глупейшая из всех улыбок, синоним обречённости.

— Чёрт, как бы я хотел сейчас тебе помочь, Флоренс, но меня не выпустят из столицы, пока карантин не закончится.

— Я понимаю, Иен.

Я понимала, что мне всё равно пришлось бы приехать. Работать полностью удалённо могли только аналитики, инспекторам таких поблажек было не видать: кто-то должен был заниматься распределением ресурсов, контролировать ситуацию и быть на связи с техниками военной базы и запертыми по своим домам техниками Подразделения по закрытым каналам связи, к которым нет доступа через рабочие коммы, только через стационарные машины… Мне надо разослать сообщения сотрудникам, чтобы не покидали свои дома. Создать рассылку и предупредить каждого лично.

— Иен, мне надо работать…

— Я буду на связи в любое время. Держись там, Белл.

Я словно бы по-настоящему ощутила, как Максвелл кладёт свою огромную ладонь мне на плечо и чуть пожимает в жесте поддержки. Закончив с разговорами, я села разгребать мессенджер, через полчаса мне нужно было запустить своё сообщение на повтор, благо, оно автоматически записалось.

В рабочем чате было многолюдно, одни панические теории шли за другими, люди накручивали себя, где-то мелькали сообщения о заразившихся в виде слухов — полиции и госпиталю сейчас не до отчётов, я не могла знать этого точно. Следовало бы подключиться к их базам и наблюдать за происходящим в реальном времени, но в здании Подразделения не было ни одного аналитика или техника. Ладно, нужно взять всё под контроль. Во-первых, нужно всех успокоить и себя в первую очередь. Запретить лишнюю болтовню в чатах. Только по делу, без лишнего накручивания. Во-вторых, позвонить кому-нибудь из ребят в полиции и открыть этот чёртов удалённый доступ под диктовку…

— Белл, у нас гости, — резко взревел аппарат внутренней связи, стоящий у меня на столе.

— Кого там принесло? — с нарастающей злобой внутри рявкнула я. Нет, я не настолько наивна, чтобы ожидать, что мои предупреждения будут исполнять все и каждый, но это вопиюще…

— Браунинг паркуется внизу. Что делать?

Браунинг. Я вдохнула и забыла выдохнуть. По инструкции его не должны не просто не пропустить в здание, а повязать и отправить в госпиталь, потому что он сейчас — живое скопление токсина, потенциальный заражённый и смертник, несущий токсичную бомбу в здание. Но это был Браунинг, и у него был иммунитет…

— На нём спецуги нет… А он в дезинфекцию идёт… — судя по голосу парень из охраны ошарашен. Он ничего не мог знать об иммунитете, у рядовой охраны не было доступа к личным делам сотрудников.

— Не мешайте.

После дезинфекции на нём не останется ни следа токсина, вопрос лишь в том, что она предназначена для ткани спецзащиты, а не для человеческой кожи… Но я уже ничего не могла сделать. По камерам я отследила, как Дэмиан скрылся в отсеке дезинфекции. Из спецодежды нём был только респиратор.

Десять секунд. Десять секунд, во время которых распылённый до состояния густого молочного тумана состав уничтожает Сильву, попутно повреждая слой эпидермиса, как при лёгком химическом ожоге. Я не знаю, почему не заставила охрану развернуть его — наверное, была слишком шокирована или мозг не справился с перегрузкой. Не знаю, почему я позволила ему жертвовать собой. Мне было страшно. Наверное, мне просто было страшно, и я боялась оставаться один на один с бедой, которая рухнула на наши головы.

Выйдя из отсека дезинфекции, Дэмиан прошёл проверку на входе. Загорелся зелёный индикатор — он был здоров и его организм был полостью свободен от токсина. Молча я наблюдала с камер, как он пересекает фойе, как направляется к лифту, снимая на ходу респиратор, как идёт по коридору вдоль опенспейса, скидывая и вешая на сгиб локтя кожанку, как стучится и дёргает ручку моего кабинета.

— Ты с ума сошёл?! Я просила всех сотрудников без исключения оставаться дома! О чём ты думал вообще! — я взвилась сразу же, как увидела его высоченную фигуру в дверном проёме.

— Я не мог оставить тебя одну разгребаться со всем этим дерьмом, — невозмутимо парировал Браунинг, оттесняя меня от моего же компьютера. Пока он набирал неизвестные мне коды в систему связи и интеграции, я смотрела ему в затылок с потемневшими от влаги волосами, на шею, начавшую краснеть от раздражения, на простую черную футболку и джинсы — комплект, явно не подходящий под офисный дресс-код, первый попавшийся под руку — и со стыдом и тревогой понимала, что рада ему. Рада, что он здесь.

Глава 6

— Колокольчик, я не понимаю, что тебе всё время не так?

— Почему у вас до сих пор нет детей? Он ведь бросит тебя.

— У тебя такой вид, вся скорбь мира! Встряхнись.

— Ты придумываешь.

— Ударил? Так ты не провоцируй!

Звонок отца вытащил из моей памяти целый сборник цитат и пассажей, которых я получала в свой адрес, раз за разом приходя в дом родителей за помощью и защитой. Это сейчас я в полной мере чувствовала обиду и злость, а тогда мне казалось, что я схожу с ума. Реальность ускользала от меня: я испытывала боль, унижение и страх, но мать пыталась внушить мне, что это мне только кажется. Тогда я всерьёз засомневалась в своей нормальности, ведь даже самые близкие люди вставали на сторону Патрика. Я была виновата, что спровоцировала. Я была виновата, что не угодила. И в том, что я не умела читать мысли и предугадывать желания я тоже была виновата. Но никто не знал, что желания Патрика предугадать в принципе было невозможно. Он порой противоречил сам себе: он призывал меня экономить пакеты для мусора, но в то же время возмущался, что мусора в пакете больше половины, и так было во всём. Он поощрял во мне независимость и желание работать, и в то же время страшно злился, что я задерживаюсь и не успеваю готовить полноценный ужин и убирать дом. Он разбрасывал свои вещи, но в то же время страшно раздражался, когда к его голым ногам прилипали крошки, упавшие с кухонного стола. Страшно социопатичный, он избегал общения с людьми, не умел дружить, и заставлял меня обрывать все связи по ниточке, мотивируя это тем, что я замужем и должна вести себя соответственно. Только как именно, он мне не объяснял, наверное, потому что и сам не знал. Я не успевала привыкнуть к одному правилу, как он выдумывал другое. Позже Нэлл объяснила мне природу его поведения, но кто бы объяснил мне это тогда. Наверное, последствий было бы меньше и меня не трясло бы от близости с людьми, от страха, что за личиной доброты и участия скрывается психопатичный оборотень… А до какого же абсурда общество возвело институцию брака! Если ты одна, то ты неполноценна. Ужасно, но до Катастрофы было почти также…

— Ты вообще как?

Пелена рассеялась, и перед глазами возникло обеспокоенное лицо Дэмиана. Я не знала, сколько часов прошло с момента его прихода, мы работали без продыху: мониторинг всего, чего можно, постоянное поддержание связи с госпиталем, военными, полицией, техниками. Я координировала действия работавших на улице спецбригад, Дэмиан работал с техниками и аналитиками военной базы — там никак не могли выявить причину отказа щита и, как выяснилось, резервных генераторов. Майор Эшер начал срочное внутреннее расследование, посчитав, что кто-то из своих причастен к случившейся беде — об этом сообщил мне Максвелл на очередном сеансе связи. Если подозрения Эшера оправдаются, то налицо будет первый крупномасштабный террористический акт в новейшей истории, и мне было страшно от того, что я стану его свидетелем. И даже, в какой-то мере, участником. Мне было страшно, что обнаружат камеру, которую я оставила там. И в то же время записи с неё могли бы здорово помочь. Возможно. Но абсолютно не точно. А потом я провалилась, забарахталась где-то на границе между сном и явью, и воспоминания, которые всколыхнул звонок отца, снова вылезли наружу, как монстры из-под кровати.